Тут я не выдержал и со злости так трахнул кулаком по корыту, на котором лежала моя голова! Раздался ужасный грохот! И в этой страшной тишине при погашенном свете и в таком моём жутком положении мне этот стук показался раз в двадцать сильнее. Он просто оглушил меня.
И у меня сердце замерло от испуга. А Ефросинья Петровна надо мной, видно, проснулась от этого грохота. Она, наверное, давно спала мирным сном, а тут пожалуйте – тах-тах из-под кровати! Вот она полежала маленько, отдышалась и вдруг спросила темноту слабым и испуганным голосом:
– Ка-ра-ул?!
Я хотел ей ответить: «Что вы, Ефросинья Петровна, какое там «караул»? Спите дальше, это я, Дениска!» Я всё это хотел ей ответить, но вдруг вместо ответа как чихну во всю ивановскую, да ещё с хвостиком:
– Апчхи! Чхи! Чхи! Чхи!..
Там, наверное, пыль поднялась под кроватью ото всей этой возни, но Ефросинья Петровна после моего чиханья убедилась, что под кроватью происходит что-то неладное, здорово перепугалась и закричала уже не с вопросом, а совершенно утвердительно:
– Караул!
И я, непонятно почему, вдруг опять чихнул изо всех сил, с каким-то даже подвыванием чихнул, вот так:
– Апчхи-уу!
Ефросинья Петровна как услышала этот вой, так закричала ещё тише и слабей:
– Грабят!..
И, видно, сама подумала, что если грабят, так это ерунда, не страшно. А вот если… И тут она довольно громко завопила:
– Режут!
Вот какое враньё! Кто её режет? За что? И чем? Разве можно по ночам кричать неправду? Поэтому я решил, что пора кончать это дело, и раз она всё равно не спит, мне надо вылезать.
И всё подо мной загремело, особенно корыто, ведь я в темноте не вижу. Грохот стоит дьявольский, а Ефросинья Петровна уже слегка помешалась и кричит какие-то странные слова:
– Грабаул! Караулят!
А я выскочил и по стене шарю, где тут выключатель, и нашёл вместо выключателя ключ, и обрадовался, что это дверь. Я повернул ключ, но оказалось, что я открыл дверь от шкафа, и я тут же перевалился через порог этой двери, и стою, и тычусь в разные стороны, и только слышу, мне на голову разное барахло падает.
Ефросинья Петровна пищит, а я совсем онемел от страха, а тут кто-то забарабанил в настоящую дверь!
– Эй, Дениска! Выходи сейчас же! Ефросинья Петровна! Отдайте Дениску, за ним его папа пришёл.
И папин голос:
– Скажите, пожалуйста, у вас нет моего сына?
Тут вспыхнул свет. Открылась дверь. И вся наша компания ввалилась в комнату. Они стали бегать по комнате, меня искать, а когда я вышел из шкафа, на мне было две шляпки и три платья.
Папа сказал:
– Что с тобой было? Где ты пропадал?
Костик и Мишка сказали тоже:
– Где ты был, что с тобой приключилось? Рассказывай!
Но я молчал. У меня было такое чувство, что я и в самом деле просидел под кроватью ровно двадцать лет.
• 1. «Я совсем онемел от страха», – говорит Дениска. Он не шутит. Ему действительно так было плохо в комнате Ефросиньи Петровны. Почему же мы так весело смеёмся, читая этот рассказ?
• 2. Что тебе показалось самым смешным?
• 3. Расскажи, как менялось настроение Дениски. На какие части можно разделить рассказ по настроению главного героя?
4. Объясни заглавие рассказа. Предложи другое заглавие – по событию. Составь текст-рассуждение. Подошла бы для заглавия этого рассказа пословица «У страха глаза велики»?
• 5. Какой он, герой рассказа?
• 6. Прочитай, что приговаривает водящий при игре в прятки. А какие приговоры знаешь ты?
• 7. «Мы стали выплёскиваться в коридор», «Мы брызнули в разные стороны». Чем эти выражения интересны? Докажи, что в них есть скрытое сравнение, то есть метафора.
В. К. Железников. Разноцветная история. В сокращении
Нас двое у родителей, я и моя сестра Галя… Мама никогда не оставляет нас дома одних, потому что тогда я обязательно что-нибудь придумаю и сделаю Галю соучастницей…
И никто не догадывается, что виноват в этом совсем не я, а фантазия, которая живёт во мне. Не успею я опомниться, как она уже что-нибудь такое задумает, и вертит мною, и крутит, как захочет.
Но в это воскресенье нас всё же оставили одних – мама и папа ушли в гости.
Галя тут же собралась гулять, но потом передумала и решила примерить мамину новую юбку. Галя надела юбку, мамины туфли на тоненьком изогнутом каблуке и стала представлять взрослую женщину.
Я смотрел, смотрел на неё, а потом увлёкся более важным делом.
Совсем недавно я был назначен вратарём классной футбольной команды и вот решил потренироваться в броске. Я начал прыгать на тахту…
– Прыгай, прыгай! Вот допрыгаешься – скажу маме!
– А я сам скажу, как ты юбки чужие треплешь!
– А ты всё равно зря тренируешься, – ответила Галя.
– Почему же? – осторожно спросил я.
– А потому, что с таким маленьким ростом не берут на вратарей.
Галя, когда злится, всегда напоминает о моём росте. Это моё слабое место. Галя моложе меня на год и два месяца, а ростом выше. Каждое утро я цепляюсь за перекладину на дверях и болтаюсь минут десять. Говорят, помогает росту. Но пока что-то помогает плохо.
Обо всём этом я, конечно, Гале не сказал, а только с издёвкой заметил:
– Не возьмут, говоришь? Три ха-ха! Много ты в этом понимаешь! Посмотрела бы на мою прыгучесть! – Я со всего размаха бросился на тахту, но прыгнул без расчёта и ударился головой об стенку.
Галя расхохоталась, а я предложил ей:
– Ну, хочешь, я устрою ворота, а ты возьми мяч и попробуй забить гол.
И вот я стал в воротах, между старинными каминными часами и подушкой…
Галя подобрала юбку…
Удар! Я падаю и ловлю мяч. Снова удар! И снова мяч у меня в руках!
Но вот я отбиваю мяч, и он летит прямо на письменный стол, опрокидывает чернильницу и, точно ему мало этого, несколько раз подпрыгивает на чернильной луже. И тут же на маминой юбке появляется большое фиолетовое пятно.
Галя оцепенела от ужаса, а я как лежал на полу, так и остался там лежать.
– Ой, что теперь будет? – заныла Галя…
Я тоже растерялся, но, чтобы успокоить Галю, бодро сказал:
– Ничего, отстираем.
И тут мне в голову пришла идея.
– Ты помнишь, – говорю, – мама мечтала о фиолетовой юбке? Мы сделаем маме подарок. У неё была жёлтая юбка, а теперь будет фиолетовая.
Я тут же полез в мамин ящик, где у неё среди всяких лоскутков хранились пакетики с краской. Скоро у меня в руках были три таких пакетика. Только фиолетовой не оказалось. Но это меня уже остановить не могло.
– Ну, какую возьмём? – Я держался спокойно, потому что видел, что Галя тоже увлеклась моей идеей.
– Знаешь, Юрка, синий цвет, по-моему, очень скучный, – ответила Галя. – А коричневый ещё скучнее.
– Значит, красный. Хорошо. Это получше, чем фиолетовый. Пошли!
И мы отправились с Галей на кухню.
Налить в таз воды и вскипятить – дело для меня пустяковое.
Галя послушно стянула юбку и, ойкая, передала мне, а я без колебаний опустил её в закипевшую жидкость.
«Началось!» – подумал я про себя, но отступать было уже поздно…
Прошло около часа…
Наконец положенное время вышло, и мы вытащили юбку, отяжелевшую от воды. Слегка отжали её и повесили сушить.
– Смотри, Юрка, – испуганно сказала Галя, – она не красная, а какая-то оранжевая!
– Ну и что? – ответил я авторитетно. – Это редкий и красивый цвет.
Когда юбка просохла, Галя приложила её к себе и прошлась перед зеркалом. В комнату падал солнечный свет. Он играл в складках юбки и отсвечивал разноцветными огоньками. От этого юбка показалась мне ещё красивее.
– Вот это да! – рассмеялась Галя. – Ты у меня умница. Если мама теперь останется недовольна, значит, ей просто не угодишь.
«Может быть, на этот раз меня фантазия не подвела и всё кончится хорошо», – подумал я и даже развеселился. У меня появилось желание выкрасить что-нибудь ещё.
Но тут случилось самое страшное. Почти одновременно с Галей я заметил на юбке чернильное пятно. Чернильное пятно, из-за которого началась вся эта история с красителями. Ни оранжевая краска, ни кипящая вода – ничто его не взяло. У меня сразу испортилось настроение, но я всё же овладел собой и сказал:
– Сейчас мы накапаем по всей юбке маленькие чернильные пятна, и у нас будет не просто оранжевая юбка, а в фиолетовую горошину.
– В горошину? – возмутилась она. – А потом в полоску? А потом в коричневый цвет? Ой, что теперь со мной будет?! – И Галя заревела…
Скоро пришли папа с мамой. Они были весёлые, и мы с Галей ничего не сказали – не хотели перед обедом портить им настроение.
Папа даже заметил:
– Что-то наши дети сегодня очень тихие?
«Сейчас надо сознаться», – подумал я про себя, а вслух сказал:
– А что нам веселиться, мы ведь не были в гостях.
После обеда мы с Галей тоже промолчали и ушли гулять. И вдруг папа позвал нас домой…
Мама была одета в коротенькую юбчонку-недомерок, выше колен. Это всё, что осталось от её новой жёлтой юбки.
